Алексей Гасников - Октябрь [СИ]

Они одолели еще два витка, когда, наконец, лестница кончилась.

Местные подземелья вовсе не походили на канализационные ходы берлоги Модо. Широкие, с достаточно высоким арочным потолком, они словно бы изначально предназначались для того, чтобы в случае необходимости стать убежищем для многих людей.

Равек двинулся вперед. Меррик с Октябрь держались следом.

— Что тут было раньше? — спросил Меррик, оглядывая прочные стены и затянутые тенями своды.

— То же, что и теперь, — ответил Равек. — Место призрения. Здесь всегда могли найти приют те, кого Бог решил особо испытать в смирении и мудрости.

— В смирении и мудрости? — переспросил однорукий вор.

Равек кивнул.

"Что это, черт возьми, значит?" — хотел, было, спросить Меррик, но тут коридор сделал поворот, и он увидел…

— Господи, — услышал он рядом с собой голос девушки, — но ведь они… они…

— Уроды, — закончил за нее Меррик.

Равек посмотрел на них осуждающе.

— Именно так и называли их те, кто разрушил эту церковь.

Теперь все зашагали медленней. Вор с девушкой бросали по сторонам нескромные взгляды, изучая подземных обитателей приюта, на что те отвечали им той же монетой.

Здоровяк с детскими ручками, горбун с лицом похожим на бугристый картофель, безногий карлик, оседлавший ящик-каталку… Слепые, слабоумные, искалеченные природой и жизнью. Мужчины и женщины, старики и дети. Их облик пугал и одновременно с тем служил своего рода напоминанием о том, насколько прихотливым может быть божий промысел.

— И все они живут здесь? — спросила Октябрь.

— А где им жить еще? Приют — одно из немногих мест, где они всегда могут рассчитывать на горячую пищу и кров, не рискуя при этом быть побитыми.

К Равеку подошла девочка лет шести и, взяв его за руку, зашагала рядом. Левая половина ее лица была затянута чем-то красным, похожим на коросту. Посмотрев на Меррика с Октябрь, она приветливо улыбнулась, демонстрируя редкие и кривые зубы.

— Это Ума, — сказал Равек, тоже улыбнувшись девочке. — Она не умеет говорить, но очень добрая, и у нас ее все любят. До того, как попасть сюда, она жила вместе с собачьей стаей у Больших Торговых Рядов. И поэтому до сих пор часто ведет себя как дикий зверек.

Октябрь посмотрела на девочку, и Меррик заметил, что взгляд девушки был полон жалости. Еще ни разу до этого однорукому вору не доводилось видеть, чтобы какое-то другое чувство так отчетливо проступало на ее лице.

Пройдя немного с ними, девочка отпустила Равека и, помахав на прощание, отправилась куда-то по своим делам.

— Ты сказал — "разрушили церковь". Так это сделали люди? — спросил Меррик.

— А кто это мог быть еще? Человек — единственное существо на свете, которое способно намеренно творить зло.

— Но зачем?

— Вы уже сами ответили на этот вопрос. Потому что они другие, не такие как все. Потому что они уроды. Чудовища. Не-люди. Приют при приходе был основан почти сразу же после открытия. И долгое время оставался тайной для многих прихожан. Но время шло, и среди людей поползли нелепые слухи. Говорили, что, будто бы, на самом деле местный священник отринул Бога и поклоняется дьяволу. Проводит черные мессы, шабаши, оргии. А подвалы церкви полны его нечестивых отродий. Сперва никто не воспринимал это всерьез, но слухи множились, видоизменялись, расползались, пока однажды ночью к церкви не пришла толпа. Толпа кричала и требовала крови. Пытаясь успокоить, священник вышел к ним, но разъяренные люди не желали слушать, они смели его и ворвались в церковь. Человек разумен, но толпа — слепа и кровожадна. Священника распяли прямо на алтаре, а всех обитателей приюта убили. Говорят, что в тот день коридоры подземелий были полны крови и больше походили на скотобойню. В конце этого кровавого безумства люди подожгли церковь. Как можно заметить еще и теперь, огонь нанес значительный ущерб, но начавшийся вскоре дождь не дал ему полностью уничтожить здание. После той ужасной ночи церковь долгое время стояла заброшенной. Но спустя несколько лет здесь вновь появились люди. Они вынесли из подвалов останки тел, подлатали дыры, немного навели порядок. В итоге приход умер, но Приют жив до сих пор.

Недолгое время все трое молчали.

— Откуда тебе известно все это? — наконец спросил Меррик.

Равек ответил не сразу.

— Тот священник, которого убили здесь, — сказал он после, — был моим отцом.

Остаток пути они проделали молча.

Двигаясь по коридору, они миновали своеобразную стену, от пола и почти до потолка, образованную из составленных друг на друга деревянных ящиков. Узкий проход между ними был занавешен куском грязной ткани. Войдя в него вслед за Равеком, Меррик с Октябрь тут же ощутили ужасную вонь. Пахло гниющей плотью, болезнью и медленным умиранием.

— Пришли, — сказал Равек, и все трое остановились.

На грязных, тощих, набитых уже давно сгнившей соломой тюфяках у стен лежали люди. Их было до двух десятков. И каждый из них был вполне очевидно чем-то болен. Худые, истощенные тела их покрывали язвы. Многие метались в бреду, находясь в том странном состоянии, когда сон и явь кажутся одинаково далекими. Затхлый воздух подземелья наполняли тихие стоны.

Между больных двигалось несколько причудливых фигур. Одетые в длинные черные плащи и желтые носатые, похожие на птичьи, маски, они разносили воду, давая по очереди напиться тем, кто хотел.

Все это напомнило Меррику гравюру, найденную им в одной из хранящихся в старой часовне книг, изображавшую муки Ада.

— Что это? — спросил он.

— Тут мы держим безнадежно больных, — объяснил Равек. — Тех, кто обречен на смерть, пытаясь хоть чем-то скрасить страдания их последних дней.

Октябрь вопросительно посмотрела на него.

— Ты хочешь сказать, Кристо здесь?

Равек кивнул и, сделав несколько шагов, остановился перед тем, что сперва Меррик принял за кучу грязного тряпья.

— Кристо, — позвал он, но ничего не произошло. — Кристо, — другой раз произнес Равек.

Среди тряпок что-то зашевелилось.

— Кто здесь? — услышал Меррик слабый сиплый голос. — Вальц? Вальц, это ты?

— Нет, Кристо. Это Равек.

— Равек?

— Да.

— Что-то случилось?

— Я привел к тебе гостей.

— Гостей?

Кристо, садясь, приподнялся среди множества ветхих покрывал, до того скрывавших его, и лишь теперь Меррик получил возможность его разглядеть. Грязные спутанные волосы, желтая кожа; все его лицо было покрыто мелкими струпьями, а на месте глаз красовались две гноящиеся язвы. Вид человека был ужасен.